Наконец –то мечта сбылась. В середине мая мы с сыном приехали в северную столицу – Санкт-Петербург. Вот оно великолепие Петергофа и мощь Невского проспекта! Глаза разбегаются, на каждом шагу памятники культуры. Любое архитектурное сооружение здесь гармонично с соседними, будто бы всё это создано не человеком, а самой природой.

Ярко запечатлелась экскурсия в Исаакиевский собор, с верхней его колоннады весь Питер как на ладони, аж дух захватывает. Видна гостиница «Англетер», где погиб Сергей Есенин. Чуть левее находится храм Спаса на крови на канале Грибоедова, где жил наш земляк Борис Корнилов. Наконец, утомлённые высотой, мы спускаемся по спиральной лестнице в сам собор. Экскурсовод вещает ярко, захватывающе. Несмотря на усталость, хочется слушать и слушать. Это одно из самых прекрасных памятников культуры в городе. Строился собор с 1818 года, 40 лет! Подумать только, нижние своды его и колонны лицезрел ещё Пушкин. Запомнился печальный факт. Когда строительство завершалось, требовалось напыление золота на купол собора. Так вот, при выполнении этой кропотливой работы использовалась ртуть. Как следствие, погибло 40 строителей, крепостных…

С замиранием сердца подхожу к дому №9 по каналу Грибоедова. Здесь, в «Доме литераторов», в 1930-е годы жил наш земляк, замечательный поэт Борис Корнилов. Поднимаемся на третий этаж. Квартира №122, где жил поэт, была заперта. Вахтёр нам пояснила что, нынешние хозяева её продают. А посему, постояв с минуту молча, отдав долг памяти земляку, мы направились к храму Спаса на крови. Это ещё метров 100 вдоль улицы. Смотришь вокруг – красота сказочная, и понимаешь, откуда бралось вдохновение у многих поэтов в этом завораживающем городе.

С виду Храм Спаса на крови напоминает собор Василия Блаженного в Москве, выстроен в русском стиле. Но официальное название его – Храм Воскресения Христова. Откуда такое название в народе – Спас на крови? Иду и рассуждаю, вспомнив тех 40 погибших с предыдущей экскурсии — знать и здесь при строительстве погибло множество рабочих. Однако, догадки мои не оправдались. Экскурсовод пояснил, что храм – памятник воздвигнут на месте «злодейского убийства» императора Александра II народовольцами 1 марта 1881 года. Внутри храма устроена специальная сень, в которой оставлены в неприкосновенности части решётки набережной, плиты тротуара, булыжника мостовой, на которой произошло трагическое событие. В народе говорят, что до сих пор, подойдя к этой сени, можно явственно услышать стоны убиенного. Мы стояли несколько минут, ничего не услышали.… Подумалось о том, что если бы ставили хотя бы по церквушке малой в честь каждого убиенного борца за свободу времён Кровавого воскресения, то не хватило бы места ни в Питере, ни во всей России – матушке.

Далее путь наш пролегал на улицу Большую Конюшенную, здесь располагается Санкт-Петербургская организация Союза писателей России. Встретился я с председателем, пояснил цель визита в Питер – отдать дань памяти Борису Корнилову, увидеть известного поэта (приятеля Н. Рубцова) Глеба Горбовского. Но, к сожалению, не услышал нужных слов. С первых минут был ошарашен негативом внутренних разборок питерских писателей, нелестными словами в адрес некоего Романова. Как -будто бы я за этим сюда и приехал. Спустя полчаса, одарённый стопой питерской литературы, любезно распрощавшись, я спускался по лестнице. На межэтажной площадке в тёмной луже я заметил (а вернее – унюхал) лежащего мужчину. Вот они реалии времени…

Уже приехав домой, из книги В.А.Шамшурина «Я вижу земную мою красоту» (к 100-летию Корнилова) я выяснил, о ком шла речь, кто был в такой «немилости». Андрей Романов – питерский поэт, один из авторов проекта по увековечению памяти Бориса Корнилова. Это он с друзьями-подвижниками взялся за выпуск «корниловского» альманаха «Медвежьи песни» в Санкт-Петербурге. Стараюсь я избегать в любом деле, так сказать, «политики» мелких разборок.… Ан нет, и в Питере меня достала эта неблаговидная участь. Что касаемо Андрея Романова, как говорится, «пророков нет в отечестве своём» (то есть в Питере). Но для нас – семёновцев он творит благое дело по отношению к памяти нашего земляка.

«Нас утро встречает прохладой…» На следующий день едем на место захоронения Бориса Корнилова. От Финляндского вокзала (это то место, где Ленин вещал с броневика) надо проехать шесть остановок до станции Левашово, затем на автобусе – рукой подать. Вот они ворота, надпись гласит — Левашовское мемориальное кладбище. Впервые за три дня нашего пребывания здесь, солнце заволокло рваными тучами, заморосил мелкий дождик. Может быть совпадение, как сказали – типичная питерская погода, а может и что другое.… На входе установлен колокол, всяк входящий может боем дать знак о своём посещении, что и сделал мой сын. В одной из комнат сторожки ютится музей жертв политических репрессий. Сразу бросился в глаза профиль Корнилова с титульной страницы его книги «Моя Африка». Вообще здесь на полке несколько экспонатов, посвящённых ему. Чувствуется результат работы нашего неутомимого краеведа Карпа Васильевича Ефимова. Оставил я свой сборник стихов и запись в журнале для посетителей: «С любовью скорбим о нашем земляке Борисе Корнилове…» Осмотрелся – в углу икона, цветы, а кругом на стенах и на полках фотографии. Всюду лица и лица из того далёкого трагического 37-го года. Лица, они везде на кладбище: на деревьях, на крестах, на камнях, на памятниках. Фамилии русские и не русские, мужчины и женщины, средний возраст 30 – 40 лет. Целый город мёртвых, вовремя не отпетых, не похороненных, а наспех закопанных, прежде сброшенных крюками с грузовиков…. Что — то перевернулось у меня там, в сознании. Знал я, что была борьба такая необходимая, но необходимы ли были жертвы такие? Вот и Борис наш, чуть влево от центральной аллеи. Чёрный памятный знак с его фотографией, с указанием рождения в городе Семёнове, даты жизни и… указанием ПОЭТ. Да, действительно поэт, даже здесь он по- творчески несколько удалён от других памятников. Будто бы в раздумьях осенило его вдохновение под хмурым питерским небом, и вдали от суеты творит он своё недописанное… Поэт, казнённый не за вину, а «по плану».

Сколько раз за эти три дня я вспоминал нашедшего это скорбное место и указавшего мне дорогу сюда – Карпа Васильевича Ефимова. Это единственный человек, не побоюсь сказать – в России, который, перелопатив толщу десятилетий, столько много сделал для увековечивания поэта Корнилова. Вспоминал с сожалением и других земляков-нижегородцев и семёновцев, которые, приезжая в Питер, не нашли время (а может исторической совести) отдать долг памяти соловью керженскому. Ибо без памяти о прошлом нет будущего.

На выходе нас провожала женщина – сторож кладбища. Разговорились, она пояснила, что по выходным и памятным дням посетителей гораздо больше (мы были одни в этот дождливый день). Рассказала о текущих проблемах, о боязни перейти в частные руки. Дело в том, что это одно из двух питерских мемориальных кладбищ, которое ещё в муниципальной собственности. Остальные места захоронения в разных частных ОАО. Но как ни странно здесь и зарплату, с её слов, платят исправно, и ухоженность, на мой взгляд, надлежащая.

Ехали назад опять через посёлок Левашово. Удивило обилие «гостей» из Средней Азии. Вернее не гостей, а уже полноправных жителей. Даже в Питере их столько не наблюдается, там в основном иностранные туристы. А здесь же азиаты и работают, и торгуют, и с авоськами в магазинах стоят. Видал я и русских – зашёл в аптеку за каплями от насморка сыну, глядь – мужички «счастье за 13 рублей» покупают, спирт то бишь. Неужели так и вымрем за стаканом? Да не националист я, отнюдь. Вот футболку купил на Невском проспекте красную, да с гербом Советского Союза. Ехал в ней назад, по пути из Москвы в Нижний, да с киргизом познакомился. Как он мне потом признался, что герб этот его и привлёк ко мне. Разговорились, Ахтам на пару лет старше меня, тоже служил в Советской Армии. Живёт под Бишкеком, на родине жена ждёт его, сын, две дочери-близняшки. Он 11 лет дом свой строит, пол, говорит, осталось постелить. Да так по земляному полу пока и ходят, палас на клеёнке постелен. Производства никакого, фрукты-овощи торговать все могут – переизбыток. А вот в Россию вести, две границы с таможенными препонами пересечь надо – казахскую, да российскую. При Советах то никаких границ не было – езжай и торгуй персиком потребителю на радость, да себе на карман. В Киргизии если и найдёшь работёнку какую, так только на пропитание и хватит. Вот и мечутся они в поисках заработка – Питер, Москва, Нижний…. Такое же положение и в соседних азиатских республиках. А мы удивляемся их наплыву в русских городах, да весях. Сетовал Ахтам, что не редко убивают земляков в Москве то…. Два месяца проработал он в первопрестольной – не понравилось, вот в Нижний Новгород к другу едет пытать счастья.

Кстати, касаемо столицы нашей – Москвы. Да простят меня москвичи, но после Питера, в плане архитектуры и ухоженности, Москва мне показалась несколько несуразной и пыльной. Всюду нагромождение массивов старых и новых. Хотя иностранцев не меньше, но всё больше – китайцы, англосакцы. К мавзолею они по сорок человек в очередь выстраивались, знать интерес к «вождю» не утих ещё. Видел и я Владимира Ильича – чело огромное, большого ума был человек. В мавзолее могильный холод спиной ощущаешь, всё — таки ниже уровня земли значительно. Всюду гранит тёмный по скорбному торжественный. И не надо с перезахоронением выдумывать ничего. Отбросим политику…. Мавзолей это памятник культуры всё- таки, и туристы сюда за тридевять земель тянутся. После Ленина был я и у Высоцкого с Есениным на Ваганьково. Но это уже другая история.

Вот такие впечатления получил я по пути к земляку нашему поэту Борису Корнилову.

14.06.2008г.