Саша Буров обречённо огляделся — кругом одни бескрайние пески. Марево непроглядной стеной заслоняло горизонт. Солнце в зените прожигало темечко. Духота беспродыхная, воздух был так горяч, что казалось, вдохни поглубже — и лёгкие расплавятся. Кроссовки адскими сковородками жгли ноги, вязнувшие по щиколотку в раскалённом песке. Саша увлажнил лицо пропотевшей футболкой и обмотал её вокруг головы. Одолевала жажда, горло будто скребло крупной наждачкой. Безысходность полная на тыщи вёрст, хоть волком вой. Попробовал крикнуть — сам себя не слышит: то ли песком уши забиты, то ли воздух выгорел до вакуума.
Вдруг впереди слабой надеждой показалась точка. Саша собрался с силами, побежал. Минуты казались часами, шаги — километрами. Вскоре обозначился силуэт журавля. О чудо! Да — журавля, деревенского колодца. Откуда же он здесь, в пустыне? Может быть это мираж? — стучало в висках. Буров отмахнулся — не до рассуждений сейчас. В воспалённом мозгу уже прокручивалась картинка — он обхватывает руками ледяную бадью и поглощает воду жадно, полулитровыми глотками. Живительная влага пронизывает его насквозь и возвращает к жизни…
Когда до колодца оставалось рукой подать, откуда не возьмись, появилась кошка. Чёрная, как кусок угля, контрастом, на фоне невзрачной долины — она захватила всё внимание Саши. Резвая, живая, будто не испытывающая жажды, она бежала наперерез. И чёрт бы с ней, но Саша с детства, до мозга костей был суеверным. Казалось, если она успеет перейти ему дорогу, то вожделенный колодец исчезнет.
«Врёшь — не возьмёшь!» — закричал Буров, что было силы. На ходу снял кроссовку и запустил в кошку. Она сиганула ещё пуще, неумолимо отрезая путь к колодцу. Всё потеряно! Ноги уже не слушались, сухие губы ткнулись в песок…
Откуда-то в обезвоженном организме ещё взялась влага — у Саши текли слёзы отчаяния. Минута, и он поднял голову. Длинношеий журавль стоял на месте. Однако, торопиться не стоит. Саша помнил бабушкину науку: надобно трижды сплюнуть через левое плечо, тогда, может быть, всё и обойдётся. Во рту сухо, плевать было нечем, тем более — три раза. Поелозив скулами, Буров сплюнул. Вязкая белая нить провисла меж губой и левым плечом…
— Саш, что ж ты плюешься-то?! — прорезал тишину родной голос, — довольно, что ты вчера наплевал на всю семью! Явился, фрукт, в два ночи.
Буров с трудом разомкнул слипшиеся веки. Перед ним недоумённо хлопали голубые глаза Анны, его жены. Чёрт! Приснится же такое! Он извинительно улыбнулся и, чертыхаясь, побежал на кухню. Жадно прильнул к крану. Похмельные молоточки настойчиво долбили затылок.
Холодный душ освежил в памяти вчерашние события. Всё началось с безобидного застолья в честь присвоения очередного звания его коллеге. Такие события в офицерском кругу отработаны до автоматизма, как положено — тосты по рангу в честь виновника торжества, третий, традиционный тост — «за надёжность охраны», и так далее. За окнами кабинета уже сгущался октябрьский вечер. Официальная часть пролетела незаметно, и казалось бы — пора домой, к любимым. Ан нет, душа требовала выйти за рамки приличного, за рамки служебного стола, душа просила полёта. И трое особо стойких товарищей во главе с Буровым пустились «во все тяжкие» — бары, казино… В общем, время провели весело. По домам разбрелись глубоко за полночь. Но за удовольствие накануне следует утренняя расплата в удесятерённой степени. Друзьям-то всё по барабану, сегодня суббота — законный выходной. Можно спокойно отлежаться, откряхтеться… шоколадкой жён задобрить. А ему, Бурову, сегодня на службу, на службу нелёгкую — по охране колонии строгого режима. Одно утешало — в субботу руководства нет, контора пустая — суеты не предвидится.
Саша повернул кругляш смесителя, да не так, кипятком обдало, и тут вспомнил — вчера же у Анны был день рождения! Стало не по себе. К ужину, поди, бедная ждала — не дождалась. А он явился позднёхонько, «на бровях» — эдакий подарок. Оправдания сейчас неуместны, характер жены за десять лет он познал предостаточно. С махровым полотенцем и мысли стали мягче, собраннее — вот к вечеру Аннушка поостынет, тогда он и реабилитируется. В магазин надо забежать, выбрать что-нибудь ей в подарок. Заначка есть. Кстати, о деньгах! Буров, натягивая майку, выбежал в прихожую. Судорожно стал шарить по карманам капитанского камуфляжа. На пол посыпались пятаки, да двушки, и не более того… Да, воистину — вчера он погулял на славу. Ничего, на службе перехватит у мужиков до зарплаты.
На улице было свежо. Седая от инея трава блестела под первыми лучами солнца. Буров закурил и сделал первый шаг. Новые берцы заскрипели в такт проходящему поезду. Как же хорошо жить вблизи вокзала — хоть какое-то движение в этом глухом посёлке. А пассажирский зазывающим гудом напомнил о давней мечте Саши: просто сесть однажды в вагон и ехать неделю, нигде не выходя, аж до Владивостока. Увидеть всю матушку-Россию…
День прошёл незаметно: проверки караула, бумажная писанина.
К вечеру собрался уже сходить за подарком. Вдруг звонок от оперативного дежурного — собирайся, мол, в дорогу: «жулика» больного в город срочно везти надо. Загнуться может — инсульт стеганул бедолагу. Вот напасть-то, на ночь глядя!
Через полчаса капитан Буров стоял на вахте и проверял личное дело осужденного — «Сабитов Алексей Сергеевич, 1958 года рождения, статья, срок…»
— Фотографию сверить надо. Где ваш больной? — спросил Буров.
— А вот он, — съехидничал дежурный. Четверо на носилках вносили двухметровое тело. Рука в наколках безжизненно болталась, задевая дверной проём.
— Да-а, довезу ли я его живым-то? — спросил Буров, будто сам себя. Деваться некуда — служба.
За окном прорычал автозак. Матерясь, вбежал вечно спешащий водитель — прапорщик Лёша Кролев.
— Чё смотрите? Грузите, — прорычал он в унисон мотору.
Осужденные засуетились с негабаритными носилками. И так, и эдак — ну не входят они в фургон автозака, в принципе. Поразмышляв, бросили матрас в камеру машины, а поверх запихали ватное тело больного.
— Без медика не поеду, не положено! — заявил дежурному Буров.
— Да не гони ты, — ответил тот. — Сейчас фельдшер, Лена Гулина, подойдёт.
Спустя минуту Лена действительно пришла, впрочем, не пришла, а словно приплыла, эдакая фифа грациозная с белым чемоданчиком.
— Здрасьте, мне в кабину, Саш? — тоненько пропела она.
— Нет, Элен, ваше место с больным, в фургоне, — отрезал Буров. — А чтобы веселей было, сейчас к вам конвоира Фёдора подсадим, с автоматом в придачу.
— Поехали, хорош ворковать! — торопил Кролев.
Перед машиной широко зевнули створки ворот, зона нехотя выпускала одного из полутора тысяч своих узников. Предстоял долгий путь до городской больницы, еще неизвестно — не последний ли путь для осужденного Сабитова.
Чуть притормозили за воротами, посадили вооружённого Федю. Уже темнело, позади зажглись фонари охранного освещения. Буров закурил, к чему-то вспомнив ночную кошку. Да уж, приметы сбываются, дай-то бог, чтобы это была последняя на сегодня неприятность.
Несмотря на массу выпитых за день всевозможных жидкостей, жажда снова обострилась.
— Что, похмелье, батенька? — ухмыльнулся прапорщик Кролев. — На-ка, попей. И протянул полторашку минералки.
Вода была хоть и тёплая, но ложилась в нутро Бурова ровно.
— Эх, пивка бы сейчас холодного, — прокряхтел Саша.
Тепло посёлка оставалось позади. Автозак на скорости смело нырнул в темноту дороги. Леша Кролев включил дальний свет, магнитола бодро распевалась «Рок-островами». Стало как-то по-домашнему уютно. Саша улыбнулся самому себе, он вообще любил дорогу. Сидению и суете в тесном кабинете всегда предпочитал командировки. И при первой возможности на службе он среди коллег вызывался первым в дорогу не денег ради. Какие там деньги — 300 рублей командировочных за такую вот поездку. А просто по натуре он был перелётной птицей. Вот и сейчас представилась возможность попутешествовать, пускай и по давно известному маршруту.
«Всё бы ничего, но вот Анна… в обиде, да и подарок не успел найти», — не успокаивался Буров. С этим и заснул вскоре…
Слава богу, колодец стоял на месте. Пять, четыре, три метра… И вот он уже осязаем. Не веря своим рукам, Саша несмело дотронулся до свежего сруба. Превозмогая лёгкое головокружение, завалился на бок и небритой щекой прижался к бревну. Пахло древесиной, щепа и опилки ещё не успели высохнуть. Наконец то что-то живое было рядом, пульсирующий висок ощутил прилив энергии. Саша на миг представил кудрявые кроны дубовой рощи, мощной волной шумящей окрест… Мысли каруселью выдавали вопросы без ответа — кто построил его в столь нужном и в столь же нелепом месте? Причём, сей добрый человече, судя по всему, не мог уйти далеко. Саша крикнул протяжно:
— Эе-ей!
Из нутра сруба многократно ответило эхо.
Это уже хорошо — значит колодец настоящий, а не продукт больного воображения. Но сам же он не мог появиться! Послышался шорох. Может быть, по другую сторону сруба лежит, распластавшись, такой же как он горе-скиталец? Буров, сделав усилие, встал на четвереньки. Начал двигаться вдоль стены, плотно прижимаясь к брёвнам, будто боясь, что чудо-колодец всё-таки исчезнет. Вокруг колодца никого не было. Но что это!? Прямо перед носом мелькнул чёрный кошачий хвост.
— А, эта скотина снова вернулась! Знать, тоже пить хочется. Чёрт с ней — пускай бегает. Щас все напьёмся.
Буров встал, решительным движением схватил бадью и запустил её в колодец. Звякнула цепь, шея журавля почтительно склонилась. Ведро ухнуло и полетело, будто в бездну, задевая рёбра сруба, оглушая грохотом спящую пустыню. Металлический стук вторил в затылке…
Капитан Буров открыл глаза — за спинкой сиденья стучали, видимо, кулаком. Тут же заревел сигнал связи с фургоном автозака. Лёша Кролев сбавил скорость.
— Ну чё, Петрович, тормозим?
Тот кивнул, приходя в себя, прошипел:
— Чего там молодые возятся?
По мокрому асфальту скользнули на обочину.
Чертыхаясь, Буров открыл дверь фургона. В тусклом свете Лена Гулина держала шприц уже наготове. Струйка очередью брызнула на погон капитана.
— Элен, давай аккуратней. Что, родная, случилось? — спросил он.
— Да вот — стонет, плохо ему, давление упало, — с тревогой ответила Лена.
Федя, закинув автомат за спину, направил луч фонаря в камеру. Движения Лены были проворны. Она, протиснувшись в узкий проём, нашла вену под засаленным рукавом больного, и, смягчив кожу спиртом, стала вводить спасительную жидкость.
— Дотянет ли до больницы? — переживал Буров.
С минуту ещё Гулина стояла, нагнувшись в дикой тесноте, на этом маленьком островке охраняемого объекта. Объекта, затерявшегося на ночной трассе между лагерем и городом. Лишь огни фар проносящихся мимо машин освещали сквозь изморось несуразную стальную громадину — автозак.
Буров стоял на обочине у открытой двери и снизу наблюдал за происходящим. В мрачном убранстве фургона только белый халат Лены привлекал внимание. Ниже были видны её красивые стройные ноги… В нос резко шибануло спиртом. Вот они, два извечных мужских соблазна. Капитан Буров почему-то вспомнил Анну. Придя в себя, отмахнулся:
— Ну что, скоро ли, товарищ медик?
Через сорок минут автозак был на месте, у ворот тюремной больницы. Распахнув дверь камеры, обнаружили холодное тело. Лена взяла запястье осужденного дрожащими пальчиками — пульс не прощупывался. Рука плетью нырнула под лавку. Все четверо молчали, не считая пятого — покойника в камере, замолчавшего навсегда.
Паузу прервал стук тюремных дверей, вышел пузатый майор. Дотошно начал объяснять по букве инструкций, что труп они принять не имеют права. Везите, мол, «жмурика» назад, к себе в колонию. Вызвали местного врача, констатировали смерть осужденного Сабитова и тронулись в обратный путь.
Саша Буров нервно пускал дым в лобовое стекло. Он знал, что Кролев не допускал курения в салоне, поскольку сам не курил, да и сиденья дрожаще оберегал от пепла малейшего. Но это был не тот случай. Капитан был не в духе — бумаги лишние теперь отписывать, впереди три часа дороги с трупом за спиной, да и вообще, жалко человека то… Опять привиделась чёрная кошка — надо же, сон с продолжением, редко такое бывает. И колодец этот. Может там пиво?
— Слушай, Лёш, остановись-ка где-нибудь, пива возьмём, — выдавил Буров.
Выехали на широкий проспект. За окном весело мелькали огни витрин. Наглые иномарки с харканьем пролетали на обгон. Ночная публика спешила в рестораны и казино. Начиналась жизнь ночного города. И эта жизнь казалась Бурову чужой, и более того — недоступной. Сколько раз Саша говорил себе:
— Всё! Бросаю службу! Пенсия какая никакая уже есть. Работу найду, денег хватит.
Но каждый раз, посетовавшись с друзьями за стаканом, остепенялся. Будто прикован он был к своему посёлку, окружённому лагерями. Опять же жильё — разве же укупишь его здесь, в городе. А уезжать от семьи на пятидневку нереально. Вот был бы помоложе, тогда…
Серый автозак казался неким чудовищем в этом гламурном мегаполисе шума и огней. И он, со своим страшным грузом, будто бы вытеснялся, выдавливался громоздкими зданиями прочь — всё дальше по проспекту на выезд из города.
В загородном кемпинге, у трассы, Саша купил пива: себе и Фёдору. Выйдя на крыльцо, вернулся за соком для Лены. Пускай порадуется — поди, жутковато ей там с мертвецом-то. Открыл дверь фургона:
— Ну что, голубки, держите вот, разговейтесь немного! — попытался приободрить их Буров.
Федя оживился, охотно схватил бутылку:
— Спасибо, Петрович.
Лена молчала. Сидела задумчиво в углу, отвернув голову от синеватых ног, выставлявшихся из камеры. Лунный блик отражался на них, беспомощных, обутых на босу ногу в массивные зоновские ботинки. Решётчатая дверь была приоткрыта — его, двухметрового покойника, так и не смогли запихнуть как следует назад. Но куда ж он убежит-то теперь.
— Вот проедем посты ГАИ, и я заберу тебя в кабину, — пообещал ей Буров.
С пивом и дорога стала веселей. Под первые аккорды «Рок-островов» первые пол-литра были выпиты залпом. Саша откинулся на спинку. Волною бросило в пот. Тело приятно обмякло. Похмельная хмарь отступала, накрывала усталость. Бутылка, будто живая, хрустела пластиком, пеной трепыхалась в руках. Глоток за глотком, окно густо запотело.
— Живём, однако… — пошутил Лёша Кролев, переключившись на четвёртую скорость.
Спидометр показывал «110», тело становилось невесомым. Буров снял галстук и мягко провалился…
Наконец-то бадья плюхнулась в воду. Подёргав цепью из стороны в сторону, Саша Буров почувствовал руками приятную тяжесть — ведро полнёхонько! Пора подымать. Журавль кивнул напоследок, упруго стал распрямляться. Спустя мгновенья плескающееся ведро было водружено на лавку. Руки дрожали. Облизнувшись, Саша жадно припал к ёмкости. Ледяным свинцом обожгло желудок. Вот оно счастье! Просто пить и пить, не отрываясь. Не выпив и малой толики, он уже думал о втором предстоящем ведре. У ноги навязчиво ластилась кошка. Чёрт бы её побрал, бестию! Буров оторвался на миг — трети ведра как не бывало. Окунул голову в бадью, фыркая, вынырнул и вновь схватил зубами железный ободок. Жизнь возвращалась в каждую клеточку его изнеможённого тела. Казалось, остановиться было невозможно. Ему представилась лошадь Мюнхгаузена, вернее, одна передняя её половина, поглощающая воду, откуда вода тут же выходила шумным потоком. Нутро переполнялось, казалось ещё секунда, и он лопнет, орошая мёртвую пустыню. Резь в животе сковала ноги…
Капитан Буров очнулся:
— Лёха, тормози! До ветру пора бы…
Автозак остановился, но тише не стало, хлестал дождь. Из фургона первым выпрыгнул Федя, помог выйти Лене с её нелепыми в этой ночной хляби каблуками. Как полагается — мальчики налево, девочки направо. Далеко не разбредались — шум дождя и без того заглушал шумы физиологические…
Ещё толком не проснувшийся, Буров заскочил в кабину, стряхивая капли с фуражки. От влаги она уже успела выгнуться по-гусарски. Заскрежетало сцепление, поехали.
Вскоре показались огни. Справа мелькнул ржавый указатель с названием родного посёлка.
— Вот мы и дома, — сказал Кролев и сбавил скорость, готовясь к здешним ухабам. В два часа ночи въехали в зону.
— Готовьте носилки, жмурика привёз, — бросил капитан Буров дежурному. Рывком открыл дверь фургона. Там зияла пустота. Лишь ноги осуждённого сиротливо белели из камеры. Уже ощущался лёгкий сладковатый запах смерти.
— Что за хрень! Где Федя с медичкой?! — возопил Саша. Подошли дежурный с контролёрами, светят фонариком — никого.
— Ладно, хоть жулика довёз, — засмеялись они.
Сашу кинуло в жар — и автомата нет! Так и стоял в оцепенении, пока выгружали покойника. Подбежал водитель, хлопнул по плечу Бурова:
— Петрович, знаешь, где они? Они остались там, на дороге, где вам пиво приспичило отливать.
Саша почесал затылок сквозь сырую фуражку. Надо срочно искать, ведь и оружие с ними! Тут тянет не только на взыскание, минимум — увольнением пахнет. Судорожно набрал на мобильнике номер Фёдора. В ответ сухой женский голос известил: «Абонент временно недоступен…»
На полном ходу ринулись назад. Встречного транспорта не было. Да и откуда ему взяться в глухую ночь, все нормальные люди давно спят. Главное — найти место, где они останавливались. Пытались вспомнить приметы местности. Но разве увидишь чего — тьма кромешная, вдоль дороги однотипный кустарник. На обочину не съезжали, потому и следов колёс не должно быть.
— Петрович, по-моему, стожок был поодаль в поле, — вспоминал Кролев.
Но где он? Останавливались каждые полкилометра, светили, приглядывались, кричали в пустоту. Бесполезно.
Саша нервно грыз последние ногти, голова трещала — на горизонте была видна только… его пенсия. Бешено прокручивал в голове варианты новой работы. Чего он мог, чего он умел делать после 13-летней службы в охране колонии? Да, была учёба по молодости в лесотехническом техникуме. Но квалификация давно потеряна. И нужны ли сейчас специалисты в лесном хозяйстве в это дикое время? Все лесхозы распались, только кругляк и гонят за границу. Да и учился-то он, чего греха таить, ради бумажки — диплома, заведомо зная, что пойдёт служить в зону. Иного выбора и не было. А ныне только одна дорога — в частную охрану, собственность буржуйскую бдеть, да улыбаться им натужно, дабы не уволили за малую провинность. Ни больничных тебе оплачиваемых, ни других социальных благ. Сейчас хоть и не свободен, служишь в охране, да не обидно — на государство пашешь, а не на «того дядю».
— Ну, надо же — влип! — засмеялся Саша от безысходности.
Сам виноват — не убедился, что эта парочка села в фургон. Грех так думать, но ладно ещё жулик мёртвый, а то бежал бы — и его ищи…
— Всё, хорош! — пробурчал Кролев. — Бензина осталось только до посёлка.
Решили стоять и ждать на дороге до утра.
По всем канонам капитан Буров обязан был сразу сообщить о происшедшем начальнику отдела. Но он медлил — надеялся, что до утра пропавшие найдутся.
«Как там Анна?» — мыслью обожгла Сашу предыдущая заботушка…
С рассветом в кабине стало зябко. Лишь мнимо согревал выдыхаемый храп уткнувшегося в баранку Кролева, да дым сигарет, выкуриваемых капитаном одна за одной.
Буров, открыв дверь, раздражённо пнул из под ног пустую полторашку. Вышел и пошёл по дороге. Дождя уже не было. Через поле сквозь туман проглядывался осенний лес. Деревья золотой стеной упирались в низкое серое небо. Потягивало дымком. Саша взбодрился, свернул с дороги и пошёл на запах. Послышались голоса. Спустя минуту стали видны очертания стога.
Костёр догорал. Рядом, с автоматом за спиной, хлопотал Федя. На приспособлении из веток он сушил фельдшерский халат…
— Заботливый ты, Федос, однако. И автомат не выпускаешь — молодец! — пошутил Буров.
— О! Товарищ капитан! — возрадовался Федя. — А мы тут задубели конкретно!
— Феденька, кто там? — послышался тоненький голосок ниоткуда.
Сено зашуршало, из стога появилось личико Лены Гулиной. Макияж размазанный, в волосах сено, но такой она казалась ещё миловидней и естественней.
— Ой!! — испугалась она.
— Даю десять минут на сборы, — строго сказал Буров и повернул к дороге.
Кролев разогрел двигатель. Тронулись, на панели приборов часы показывали 7.00. Через километра полтора от стога появился указатель «Ласково». «Надо же, деревеньки с какими названиями ещё есть на Руси», — зевнул Саша.
По приезду сдали оружие, никто ничего не знает — и то хорошо. По пути домой Саша решил зайти к знакомой бабуле, попросить цветов.
— Рви милок, сколько угодно, последние уже… — радушно прошепелявила бабушка.
Тяжёлый букет октябринок и астр прилип к промокшей куртке Бурова. На другой подарок ни денег, ни сил уже не было. Будь, что будет.
Скитания Саши близились к завершению. Дом его почернел от дождя и казался чужим. За калиткой пёс Шарик радостно бросился в ноги, будто спрашивая: «И где тебя носило, хозяин?»
На дверях встретил холодный замок: Анна уже ушла на работу, дочка в школу.
«Опять опоздал», — мелькнуло в голове.
Не поев, провалился спать, как в пропасть. Колодец с кошкой уже не снился…
— Нашёлся мой пропащий, — разбудила его жена, прижавшись к нему холодной щекой. — Да не нужно ничего, Саша, ты — мой подарок!.. — опередила она его оправдания.
Слухами земля полнится: Лена Гулина работавшая с Анной в медчасти, успела поведать ей об их ночных злоключениях.
Кстати, в стогу у той деревни Ласково, приласкались Федя с Леной, видать, не на шутку. Дело молодое, оба холостые. А через полгода и свадьбу сыграли. Свадьба — это событие, хоть какое-то оживление для глухого посёлка…